|
Глава I. ПЕРВОБЫТНЫЙ СИМВОЛИЗМ ИСТОРИИ
Мы не правомочны толковать Священное Писание с религиозных и
догматических позиций. Подчиняясь прежде всего иерархическому порядку,
мы отдаем теологию ученым Церкви и обращаемся к человеческой науке,
включенной в область опыта и разума. Следовательно, в тех случаях, когда
может показаться, что мы рискуем по-новому толковать некоторые
библейские тексты, это будет происходить с должным уважением к церковным
канонам. Мы не логизируем нашу собственную часть и излагаем наши
наблюдения и исследования, следуя общепризнанным авторитетам.
Древнейшая история человечества, изложенная в священных книгах Моисея,
есть описание Земного Рая, которое воплощено в фигуре совершенного
пентакля. Это круг или квадрат, он омывается четырьмя реками,
расположенными в форме креста, в центре его находятся два дерева,
представляющих познание и жизнь, устойчивый рассудок и прогрессивное
движение, мудрость и творчество. Змей Асклепия и Гермеса обвивается
вокруг дерева; в тени его находятся мужчина и женщина, активность и
пассивность, рассудок и любовь. Змей, символизирующий примитивные
влечения и центральный огонь земли, искушает ее, более слабую, и она
заставляет мужчину отступить; но змею она уступает, только надеясь на
грядущее. Однажды она разобьет его голову, дав лиру Спасителя. Вся наука
представлена в этой удивительной сцене.
Мужчина отрекается от царства разума, уступая натиску чувственности, он
оскверняет плод познания, который был бы пищей его души, насыщая им
неправедные, материальные желания и утрачивает вследствие этого чувство
гармонии и истины. Он прикрывается после этого шкурой животного, потому
что физическая форма рано или поздно находит свое воплощение в
соответствии с моральными установками. Он выбрасывается из круга,
который описывается четырьмя реками жизни и херувим, вооруженный
пламенным мечом, мешает его возвращению в царство согласия.
В "Учении магии", Вольтер установил, что еврейское слово «херувим»
означает «бык» и был весьма этим удивлен. Он бы не так веселился, если
бы распознал в ангеле с головой быка образ мрачного символизма, а в
колеблющемся мече огня те проблески иллюзорной истины, которые
высветили, после Падения, обращение народов к идолопоклонству.
Пламенеющий меч явился символом неверных усилий человека незнающего, как
управлять его силой, он и потому сделав его предметом фатального
влияния. Великое магическое дело, понимаемое в абсолютном смысле, есть
завоевание и владение пламенеющим мечом, херувим есть ангел или душа
земли, неизменно представляется быком в древних мистериях. Отсюда в
митраистском символизме хозяин света представляется побеждающим быка
земли и погружающим в его бок меч, который дает свободу жизни,
символизируемой каплями крови.
Первое последствие греха Евы — смерть Авеля. Отделив любовь от
понимания, она отделила ее также от силы и все это, сведенное к слепоте
и рабству земных желаний, привело к ревности и убийству. Дети Каина
увековечили преступление отца; дочери, — которых они принесли в мир,
гибельно красивы, но, лишенные любви, были рождены для проклятия ангелов
и позора потомков Сета.
После потопа и как следствие прегрешения Хама некоторую часть тайн,
которая была уже открыта, сыны человеческие пытались реализовать в
неразумном проекте, создавая универсальный пантакль и дворец. Это был
бесплодный эксперимент социалистической уравниловки, и фаланстер Фурье —
слабая концепция в сравнение с Вавилонской башней. Последняя явилась
активным протестом против иерархии знания. Крепость, построенная против
потоков и бурь, утес, поднимаясь на который обожествленные люди могли бы
парить над атмосферой со всеми ее волнениями. Но никто не поднимается к
знаниям по каменной лестнице; иерархические ступени духа не строятся с
известковым раствором подобно рассказам о башне. Против такой
материализованной иерархии воспротестовала сама анархия, и люди
перестали понимать друг друга — фатальный урок бед тем, кто в наши дни
мечтает о другом Вавилоне. Отрицательные уравнивания дают ответ учениям,
которые иерархичны лишь в силу своей жестокости и материализма. Когда бы
человечество не строило такую башню, ее верхушку станут оспаривать и
толпа будет стремиться покинуть основание ее; чтобы удовлетворить все
амбиции, верхушка должна быть шире основания, а такое неустойчивое
сооружение рухнет при малейшем толчке.
Разобщение людей явилось первым результатом курса, провозглашенного
против нечестивого грешника Хама. Но дети Ханаана несли особенным
образом тяжесть проклятия, которое сделало проклятым и все последующее
потомство их. Та строгость нравов, которая является защитой семьи, есть
также отличительная черта теократической инициации; осквернение нравов,
отход от них всегда считается непристойным, оно ведет к беспорядочному
образу жизни и детоубийству. Профанация таинств рождения и уничтожения
детей были базисом религий древней Палестины, переданным страшным
ритуалом Черной Магии; черный бог Индии чудовищный приапический Рудра
правил там под именем Беллерофонт. Талмудист и платонист еврей Филон
рассказывал истории о культуре этого идола настолько постыдные, что
греческому юристу Сельдену они казались невероятными. Он, говорят, имел
облик птицы с разинутым ртом и языком в виде гигантского фаллоса; его
почитатели обнажались без стыда в присутствии такого видения и подносили
ему экскременты в качестве жертвоприношения. Идолы Молоха и Хамоса (Кемота)
представлялись убийственными машинами, которые разбивали несчастных
младенцев на своих медных грудях и затем уничтожали их своими
раскаленными руками. Там же происходили танцы под звуки труб и
барабанов, которые заглушали крики жертв; это были танцы несчастных
матерей. Кровосмешение и скотоложество стали узаконенной практикой среди
этих бесстыдных народов и даже составляли часть их священных ритуалов.
Таковы роковые последствия нарушения всеобщей гармонии; никто не может
грешить безнаказанно. Восставая против Бога, человек идет к преступлению
против Природы, вопреки самому себе. Идентичные причины всегда влекут
одинаковые последствия, и шабаши средневековых колдунов были
повторениями праздников Хамоса (Кемота) и Беллерофонта. Против таких
преступлений, которые провозглашают вечную смерть, высказывается сама
Природа. Почитатели черных богов, апостолы кровосмешения, жрецы
публичного распутства, враги семьи и иерархии, анархисты в религии и
политике являются врагами Бога и человечества; не изолировать их от мира
означает согласиться с тем, что мир будет отравлен. Такова, по меньшей
мере, точка зрения инквизиторов, но мы далеки от желания восстановить
жестокие преследования средневековья. По мере того, как общество
становится все более христианским, оно все сознает, что мы должны
излечивать тех, кто болен, а не уничтожать их: криминальные инстинкты,
конечно, являются самым устрашающим в умственных расстройствах.
Напомним, что трансцендентальная магия, именуемая Жреческим Искусством
или Царским Искусством, в Египте, Греции и Риме имела прямое отношение к
возвышению и упадку царей и священников. Всякая философия, которая
вступает в спор с культом и его таинствами, враждебна для политических
властей, потому, что они, в глазах большинства, теряют в величии, если
разобщаются с символами Божественной власти. Любая корона ломается,
сталкиваясь с тиарой. Вечная мечта Прометея состоит в том, чтобы
похитить огонь с небес и низвергнуть богов. Прометей, освобожденный на
Кавказе Гераклом, который символизировал труд, будет вечно влачить свои
оковы и цепи, он будет нести бессмертного стервятника на своей зияющей
ране, пока не научится поклоняться тому, кто, будучи рожден Царем царей
и Богом богов, был предназначен, в свою очередь, к распятию на кресте
для обращения всех мятежных духов.
Давая возможность властям строить козни, республиканские установления
поколебали принципы духовной иерархии. Задача формирования царей уже не
стояла больше перед иерархией и была устранена правом наследования
власти, которое предоставляло троны согласно неравным шансам рождения,
или же избранием власти народом, что отклоняло возможности религии
установить монархию на базе республиканских принципов. Те правительства,
которые успешно управляли в греческих и римских государствах, были
сформированы таким образом.
Двадцать первый ключ Таро, окруженный мистическими и масонскими печатями
Наука, принадлежавшая святилищам, пришла в упадок и умные, отважные
люди, которые не были помазаны теми, кто осуществлял посвящения,
обратились к другой науке, противоположной науке священников,
противопоставляя сомнения или отрицания секретам храма. Чрезмерность
смелого воображения быстро привела таких философов к абсурду, но они
обвинили Природу в недостатках, свойственных их собственным системам.
Гераклит впал в плаксивость. Демокрит спасался бегством в смех, что было
довольно глупо для каждого из них. Пиррон закончил верой в ничто,
которая ясно открыла ему, что он ничего и не знал. В этот философский
хаос Сократ принес действительный свет и доброе чувство, утверждая
существование чистой и простой нравственности. Но что может дать
Нравственность в отсутствии религии? Абстрактный деизм Сократа был
воспринят народом как атеизм. Платон, ученик Сократа, попытался
распространить его учение, впоследствии ставшее очень популярным.
Учение Платона сотворило целую эпоху в истории человеческого гения, но
оно не было его собственным изобретением, потому что представляя, что
нет истины вне религии, он пришел к жрецам Мемфиса, дабы подвергнуться
посвящению в их Таинства. Он всегда веровал в знания, заключенные в
священных книгах евреев. В Египте, однако, его инициация не могла быть
совершенной, ибо жрецы того времени забыли о заимствовании их
первобытных иероглифов, как это показывает история того жреца, который
провел три дня за расшифровкой священной надписи, найденной в гробнице
Алкмены и посвященной Агесилаю, царю Спарты. Корнуфис, ученейший среди
иерофантов, пояснял старое собрание изображений и знаков, в конце
которого он нашел, что надпись была сделана буквами протея, что является
греческим названием Книги Тота, состоящей из перемещаемых иероглифов,
употребляемых в вариациях столь бесчисленных, сколь имеется комбинаций
знаков, чисел и элементарных фигур. Но Книга Тота, будучи ключом
оракулов и оригинальным научным трудом, не требовала бы столь долгих
исследований до того, как ее знаки были идентифицированы, если бы
Корнуфис был на самом деле сведущ в колдовском искусстве. Другое
подтверждение того, что первозданные истины были затемнены в этот период
состоит в том, что прорицания излагались в стиле, который более не
понимался. После возвращения из Египта, Платон путешествовал с Оиммием к
границам Карий, где он встретился с людьми с Делоса, которые просили его
растолковать прорицания Апполона. Они возвещали, что для того, чтобы
положить конец несчастьям Греции, должен быть удвоен кубический камень.
Была сделана соответствующая попытка с камнем, заложенным в храм
Апполона; но работа по удвоению всех его сторон привела к многограннику,
имеющему двадцать пять граней; чтобы восстановить его кубическую форму
они должны были увеличить в двадцать шесть раз исходные размеры камня с
помощью последовательного удвоения. Платон отослал обратившихся к нему к
математику Евдоксу, сказав, что оракул посоветовал изучать геометрию. То
ли он сам не понимал глубины смысла символа, то ли надменно попытался
это скрыть от несведущих, приходится лишь догадываться. В
действительности же кубический камень и его умножения объясняет все
секреты священных чисел, включая тайну вечного движения, скрытую
адептами и преследуемую глупцами под названием квадратуры круга. Этой
кубической агломерацией двадцати шести кубов вокруг единственного
центрального куба оракул показал делосцам не только элементы Геометрии,
но и ключ созидательной гармонии, объясняемой взаимодействием форм и
чисел. План всех великих аллегорических храмов античности содержит (а)
крестообразное повторение фигуры куба; (b) вокруг которого описана
окружность, и затем (с) кубический крест, переходящий в шар. Эти
соображения, которые более доходчиво изображаются чертежом, дошли до
наших дней в масонских инициациях. И они являются совершенным
подтверждением имени, прилагаемого совершенным обществом, потому, что
они суть также коренные принципы архитектуры и строительной науки.
Делосцы думали ответить на геометрический вопрос, сведя свое умножение к
удвоению, но они добились лишь восьмикратного увеличения своего
кубического камня. Что до остального, то число их экспериментов может
быть сколь угодно продолжено, потому что сама эта история возможно
содержит проблему, поставленную перед своими учениками Платоном. Если
высказывание оракула должно быть воспринято как действительный факт, мы
можем найти в нем еще более глубокий смысл: удвоить кубический камень
означает извлечь двойственное из единого, форму из идеи, действие из
мысли. Это означает реализовать в мире точность вечной математики,
установить политику на базис точных наук, привести в гармонию
религиозную догму с философией чисел. Платон был очень красноречив, но
менее глубок, чем Пифагор; он надеялся примирить философию логиков с
неизменными догмами пророков; он хотел не упростить, но перестроить
науку. Его философия была предназначена для того, чтобы в последующем
обеспечить приход христианства с теориями, подготовленными
заблаговременно и с оживляющими доктринами. Несмотря на то, что он
основывал свои теоремы на математике, Платон был скорее поэтом, чем
геометром; он достигал гармоничных форм и был преисполнен удивительными
гипотезами. Аристотель, который был исключительно вычисляющим гением,
говорил обо всем, что только могло обсуждаться в школах; он делал
предметом рассмотрения все, чтобы продемонстрировать эволюцию чисел и
логику вычислений. Исключая логику платонизма, он старался испытать все
и сжать все в своих категориях; он ввел триады в силлогизм и двоичность
— в энтимему. Для него цепь бытия становилась соритом (сорит — цепь
силлогизмов, в которой опущены некоторые посредствующие посылки). Он
сводил все к абстракциям и размышлял обо всем, будучи сам введен в
абстракцию и затерянным среди гипотез онтологии. Платон был предназначен
для того, чтобы вдохновить отцов церкви, Аристотель, — чтобы быть
учителем средневековой схоластики; Бог знает, какие тучи собирались над
этой логикой, которая не имела веры ни во что и однако намеревалась
объяснить все. В перспективе был второй Вавилон и второе смешение языков
казалось не за горами. Бытие есть бытие и бытие есть причина бытия. В
начале — Слово и Слово, или Логос, есть логика, сформированная в речи,
как говорящем разуме. Слово есть Бог, и Слово есть сам Бог, проявивший
себя в разуме. Но это истинная правда, которая превосходит все философии
и нечто, во что должно уверовать, под страхом познания ничего и впадения
в иррациональные сомнения Пиррона. Как защитники веры, священники
остаются полностью на этом основании науки, и мы вынуждены
приветствовать их в их достижении Божественного принципа Вечного Слова.
Глава II. МИСТИЦИЗМ
Законность Божественного Права настолько укоренена в священничество, что
настоящее священничество не существует вне этого. Инициация и освящение
— это настоящее наследие. Святилище недосягаемо со стороны профанов и не
может быть захвачено сектантами. По той же причине чудесный свет
божественного откровения испускается в соответствии с высшими
принципами, потому что он нисходит в порядке и гармонии. Бог не пролил
свет с помощью метеоров и вспышек, но Он заставляет каждую планетную
систему притягиваться к своему собственному солнцу. Это та самая
гармония, волнующая души, которые выросли нетерпящими обязанностей, и
именно таким образом люди приходят к положению реформаторов морали,
отклоненными в принудительном откровении, чтобы соглашаться с их
пороками. Подобно Руссо они восклицают: "Если Бог говорил, почему я
ничего не слышал?" И затем они постоянно добавляют: "он сказал, но это
только для меня". Такова их мечта и они в конце концов утверждаются в
этом. Именно так начинают создатели сект и разжигатели религиозной
анархии: мы бы, несомненно, осудили их к, сожжению, но предпочтительнее
интернировать их как пострадавших от заразительного безрассудства. Это
точно соответствует тому, в чем эти мистические школы были уличены,
принеся профанацию науки. Мы видели, как индийские факиры достигали
своего, так называемого безначально существующего света. Это происходило
посредством перевозбуждения тканей и перегрузки мозга. Египет также имел
своих колдунов и чародеев, в то время как Фессалия во времена древней
Греции кишела заклинателями и волшебниками. Войти в прямую связь с
божествами, означает подавить священничество и ниспровергнуть основы
тронов — это факт, который остро ощущался анархическим инстинктом
иллюминизма. Когда такие заговорщики заботились о том, чтобы завербовать
учеников, давая отпущение грехов перед каждым скандалом при условии
участия в мятеже против священнической легитимности. Это было
обольщением вольности.
Вакханки, растерзавшие Орфея, верили, что они вдохновлены богом и
принесли в жертву великого иерофанта своему обожествленному пьянству.
Оргии Вакха были мистическими буйствами; апостолы мании всегда
обращались к беспорядочным движениям, неистовому волнению и страшным
конвульсиям. От женоподобных жрецов Вакха к гностикам, от кружащихся
дервишей к эпилептикам на могиле парижского дьякона, характеристики
суеверия и фанатической экзальтации всегда были одинаковы. Неизменно под
покровом очищения учения от преувеличенного спиритуализма мистиками всех
времен материализовались символы культов. То же самое было с теми, кто
профанировал науку магов, так как трансцендентальная Магия, как это
следует помнить, есть первобытное жреческое искусство. Она осуждает все,
что находится вне законной иерархии и оправдывает осуждение — хотя и не
мучения — сектантов и волшебников. Эти два класса связаны здесь
намеренно, потому, что все еретики были вызывателями духов и призраков,
которых они подсовывали миру как богов; все они приписывали себе
способность творить чудеса в поддержку своей неправды. На этом основании
все они были практиками Колдовства, то есть, так называемой Черной
Магии.
Анархия — разобщение и превосходная характеристика диссидентского
мистицизма, религиозное согласие между сектантами невозможно и все же
они с удивительным единодушием сходятся в одном пункте, ненавидя
иерархические и законные авторитеты. Таков на самом деле подлинный
корень их религии, поскольку это единственная связь между ними. Сюда же
относится и преступление Хама, презрение к принципам семьи и оскорбление
отца, чью наготу и стыд они обнажили с кощунственным весельем. Все
анархические мистики путают Разум с Астральным Светом; они почитают змея
вместо того, чтобы воздать честь чистой и исполненной сознанием долга
мудрости, которая сокрушила его голову. Так они отравились
головокружением, что впали в бездну безрассудства.
Все глупцы и мечтатели несомненно могут искренне верить в то, что они
могут творить чудеса; действительно, галлюцинации заразительны, и
необъяснимые события часто происходят, или кажется, что происходят
поблизости от них.
Египетские символы Тифона
Более того, феномены Астрального Света при избытке их проявления сами по
себе способны озадачить людей полуобразованных. Они сосредотачиваются в
телах, и результат возбужденного растяжения молекул приводит их к такой
высокой степени эластичности, что кости могут скручиваться и мышцы
растягиваются сверх всякой меры. Это формирует водовороты и смерчи, что
заставляет левитировать тяжелейшие тела и может удерживать их в воздухе
в течение времени, пропорционального силе воздействия. Волшебники
ощущают нечто вроде взрыва и кричат при надавливании или прикосновении,
чтобы облегчить себя. Самые неистовые порывы и предельные сжатия, будучи
уравновешены жидкостным натяжением, не причиняют ни ушибов ни ран и
облегчают терпящего, а не сокрушают его.
Как глупцы держат в страхе врачей, так галлюцинирующие мистики ненавидят
мудрых людей; они бегут от них прежде всего, а затем преследуют их
безрассудно, как бы против собственной воли. В той мере, в какой они
мягки и всепрощающи, они снисходительны к порокам, что касается
подчинения авторитету, то здесь они непримиримы; самые толерантные
еретики исполняются ярости и ненависти, если упоминается
ортодоксальность и иерархия. Поэтому ереси неизменно вели к волнениям.
Лжепророк должен убить, если он не может совратить. Он взывает о
терпимости по отношению к самому себе, но очень сдержан в этом отношении
тогда, когда она должна распространяться на других. Протестанты очень
громко кричали о кострах Рима, в то время как Жан Кальвин, именем их
правосудия, приговорил к сожжению Сервета. Преступления донатистов,
циркумсизионистов и многих других заставили католическую церковь
отказаться от тех, чья вина была признана гражданскими судами. Можно ли
подумать, что альбигойцы и гуситы были агнцами, когда кто-нибудь
проявлял внимание к стонам неверующих? Где была невинность тех темных
пуритан Шотландии и Англии, которые размахивали кинжалом в одной руке и
Библией в другой, проповедуя насилие над католиками? Только одна церковь
среди этих репрессий и ужасов всегда провозглашала и поддерживала свою
ненависть к крови: это иерархическая и законная церковь.
Теперь по поводу возможности и действительности дьявольских чудес.
Церковь признает существование естественной силы, которая может быть
направлена на доброе или злое; однако она решила в своей великой
мудрости, что хотя святость доктрины может узаконить чудо, последнее
само по себе никогда не может узаконить изменения в религиозном учении.
Бог, законы которого совершенны, и никогда не искажаются сами собой,
использует естественные средства, чтобы произвести эффект, который нам
кажется сверхъестественным для того, чтобы утвердить высший разум и
неизменное могущество Бога; это должно возвышать наши представления о
Его провидении; и искренние католики должны были представлять, что такое
положение вещей требует, тем не менее, Его вмешательства в эти дива,
которые осуществляются во имя правды. Ложные чудеса, производимые
астральными перегруженностями, имеют неизменно анархическую и
безнравственную тенденцию, потому что беспорядок вызывает беспорядок.
Так же боги и духи еретиков жаждут крови и всегда оказывают свое
покровительство убийству. Идолопоклонники Сирии и Иудеи получали
предсказания от голов детей, которые они отрывали у своих бедных жертв.
Они сушили эти головы и, поместив вокруг их языков золотые пластины с
неизвестными знаками, располагали их в нишах стен, выстраивали возле них
нечто вроде тела из магических растений, связанных лентами, зажигали
лампу у ног ужасного идола, воскуривали перед ним ладан и приступали к
своим религиозным консультациям. Они верили, что головы говорили и что
мука последнего крика несомненно отражает их представления; более того,
как уже было сказано, кровь привлекает лярв. Древние, в своих адских
священнодействиях, часто рыли ямы, которые они наполняли теплой
дымящейся кровью, затем ночью они видели, что из самых темных мест
бледные слабые тени появляются, колеблются над углублением и кишат в
нем. Мечом, острие которого было погружено в эту кровь, они делали круг
вызывания и зажигали огонь из веток лавра, кипариса и ольхи на алтарях,
увенчанных асфоделем и вербеной. Казалось, что ночь становилась холоднее
и темнее; луна пряталась в тучах; и они слышали слабый шорох призраков,
толпящихся внутри круга, а за пределами этого круга жалобно выли собаки.
На все надо отваживаться, чтобы достичь всего — таков лозунг
чародейства. Ложные шаги связывали преступлениями тех, кто верил, что
они запугают других, если они ухитрятся запугать себя. Ритуалы Черной
Магии оставались отталкивающими подобно нечестивому поклонению, которое
они производили; это было делом ассоциации преступников, которые
устроили заговор против старых цивилизаций среди варварских народов. Там
были всегда те же самые темные страсти, те же самые профанации, те же
самые кровавые процессы. Анархическая Магия есть культ смерти. Колдун
посвящает себя року, отрекается от разума, отказывается от надежды на
бессмертное и затем приносит в жертву детей. Он отрекается от брака и
предается не приносящему плодов распутству. При таких условиях он
наслаждается дарами своей Магии, упоенный несправедливостью. Поскольку
он верит, что зло всемогущественно, обращая свои галлюцинации в
реальность, он думает, что его мастерство имеет силу вызывать смерть и
Ад.
Варварские слова и знаки, неизвестные и даже совершенно бессмысленные,
являются наиболее предпочтительными в Черной Магии. Галлюцинации
поддерживаются более легко нелепыми действиями и глупыми восклицаниями,
чем ритуалом и формулами, которые удерживают рассудок бодрствующим. Дю
Поте говорит, что он проверял силу надежных знаков на экстатиках и те,
которые опубликованы в его оккультной книге с предосторожностями и
тайнами, аналогичны, если не абсолютно идентичны, претендующим на знание
дьявольских знаков, найденных в старом издании Великого Гримуара.
Одинаковые причины всегда производят одинаковые следствия и ничто не
ново под луной колдунов, также как и под солнцем мудрецов.
Состояние непрерывной галлюцинации есть смерть или отречение от
сознательности и любой, кто отдастся ее превратностям, поручает себя
фатальности снов. Каждое воспоминание вызывает собственное отражение,
каждый грех хочет создать образ, каждое раскаяние порождает кошмар.
Жизнь становится жизнью животного, но сварливого и замученного
животного, чувство нравственности и времени отсутствуют; реальности
более не существует; все это сплошной танец в водовороте бессмысленных
форм. Иногда час может показаться столетиями, и снова годы могут лететь
как часы.
Возбужденные фосфоресценцией Астрального Света, наши мозги кишат
бесчисленными отражениями и образами. Мы закрываем глаза и может
случиться, что какие-то блестящие, темные или страшные панорамы
раскроются перед нами. Тот, кто болен лихорадкой, закрывает глаза ночью,
чтобы не ослепиться нестерпимым сиянием. Наша нервная система — которая
является совершенным электрическим устройством — концентрирует свет в
мозгу, являющимся отрицательным полюсом этого устройства, или проецирует
его края тела, которые представляются точками, предназначенными для
циркуляции наших жизненных флюидов. Когда мозг воспринимает серии
образов, аналогичные неким страстям, которые нарушают равновесие машины,
восприятие света останавливается. Астральное дыхание прекращается и
неправильно направленный свет сгущается, можно так сказать, в мозгу. В
этом состоит причина того, что восприятия галлюцинирующего человека
имеют ложный и извращенный характер. Некоторые находят удовольствие в
раздирании кожи плетьми, и в медленном обжигании собственного тела,
другие едят вещи, непригодные для питания. Доктор Бриер де Буамон собрал
большое количество подобных примеров, многие из них чрезвычайно
курьезны. Все эксцессы жизни или из-за неверного истолкования добра или
из-за непротивления злу — могут перевозбудить мозг и вызвать стагнацию
света в нем. Чрезмерное тщеславие, гордость претензии на святость,
воздержание, полное колебаний и желаний, прощение постыдных страстей с
повторяющимися раскаяниями — все это ведет к провалам разума,
болезненным экстазам, истерии, галлюцинациям, сумасшествию. Ученый
приходит к выводу, что человек не утратил разум, потому что он
галлюцинирует и потому что он доверяет своим видениям более, чем обычным
чувствам. Следовательно, его обязанность состоит в том, что он сам
должен спасать мистиков, если они обнаруживают устойчивое самосознание.
Лекарства им не нужны; их можно излечить с помощью разума и веры; они
подвластны всеобщему милосердию. Они думают, что они умнее общества; они
мечтают о создании религии, но остаются одни; они верят, что они
сберегают для себя секретные ключи жизни, но их рассудок погружается в
смерть.
Глава III. ИНИЦИАЦИИ И ОРДАЛИИ
То, что адепты определяют как Великое Делание, есть не только
трансмутация металлов, но также и, прежде всего, Универсальная Медицина,
то есть, так сказать, лекарство от всех болезней, включая саму смерть.
Сегодня процесс, который осуществляет Универсальную Медицину, — это
моральное перерождение человека. Это то самое второе рождение,
упомянутое нашим Спасителем в Его обращении к Никодиму. Никодим не
понял, и Иисус сказал: "Учитель ли ты в Израиле, если не знаешь таких
вещей?" Подразумевалось, что они относятся к таким фундаментальным
принципам религиозной науки, что никакой ученый не посмел бы их
игнорировать.
Великая тайна жизни и ее испытаний представлена в небесной сфере и в
последовательности времен года. Четыре стороны сфинкса соответствуют
этим временам и четырем элементам. Символические изображения на щите
Ахилла — согласно описанию Гомера — аналогичны по своему значению
двенадцати подвигам Геракла. Подобно Гераклу, Ахилл должен умереть после
завоевания элементов и даже вступить в битву с богами. Геракл, со своей
стороны, победитель всех своих пороков, представленных чудовищами, с
которыми он сражается, побеждается любовью к самой опасной из всех. Но
он срывает со своего тела горящую тунику Деяниры, хотя при этом мясо и
отрывается от костей; он оставляет ее виновной и побеждает, чтобы в свою
очередь умереть — но уже освобожденным и бессмертным.
Каждый мыслящий человек должен подобно Эдипу, разгадать загадку сфинкса
или же, не разгадав ее, умереть. Каждый инициант должен стать Гераклом,
который, совершив цикл великого года тяжких трудов, должен был, принеся
в жертву сердце и жизнь, заслужить славу апофеоза. Орфей не был царем
лиры и жертвы до тех пор, пока он не одержал последовательных побед и не
потерял Эвридику. Омфала и Деямира ревновали Геракла; одна из них
унизила его, другая дала советы оставленной соперницы и, таким образом,
ввела ему яд, который освободил мир; но этим действием она излечила его
от гораздо более фатального яда, которым была ее собственная недостойная
любовь. Пламя огня очистило его слишком чувствительное сердце; он
погибает во всей своей силе и победно подступает к трону Зевса. Так же и
Иаков стал великим патриархом Израиля только после сражения с ангелом.
Ордалии — испытания, божий суд — это великое слово жизни, и сама жизнь —
это змея, которая порождает и пожирает безостановочно. Мы должны
избегать ее объятий, и своими ногами попирать ее голову. Гермес удвоил
змею, поместив ее против себя и в некоем вечном равновесии он превратил
ее в талисман своей силы, в нимб своего жезла — кадуцея.
Великие ордалии Мемфиса и Элевсина были предназначены для того, чтобы
формировать царей и жрецов, открывая тайны науки сильным и достойным
людям. Ценой допущения к таким испытаниям было вручение тела, души и
жизни в руки священников. Кандидат помещался в темные подземелья, где он
проходил среди пламенных огней, пересекал глубокие и быстрые потоки,
перебирался по мосткам над безднами, держа в руке лампу, которая не
должна была погаснуть. Тот, кто трепетал, кого одолевал страх, никогда
не возвращался к свету: но тот, кто преодолевал препятствия успешно,
принимался в мисты, что означало посвящение в Малые Мистерии. Он должен
был еще доказать свою верность и умение молчать, и только через
несколько лет он становился эпоптом; это звание эквивалентно званию
адепта.
Философия, соревнуясь со священничеством, имитирует эту практику и
подвергает своих учеников испытанию. Пифагор предавался молчанию и
воздержанию в течение пяти лет. Платон не допускал в свою школу никого
кроме геометров и музыкантов, более того, он передал часть учения
инициантам, так что и его философия имела свои таинства. Он приписывал
создание мира демонам и представлял человека как прародителя всех
животных. Но демоны Платона были адекватны Элохиму Моисея, будучи теми
силами, комбинацией и гармонией которых создан Высший Принцип. Когда он
говорит о животных как произведении человечества, он подразумевает, что
они являются анализом той живой формы, синтезом которой стал человек.
Именно Платон был первым, кто провозгласил божественность Слова и он,
кажется, предвидел инкарнацию этого созидающего Слова на земле, он
поведал о страданиях и преследовании совершенного человека, осужденного
несправедливостью мира.
Эта концентрированная философия Слова является частью чистой Каббалы.
Платон никоим образом не был ее изобретателем. Он не делал из этого
секрета и провозглашал, что в любой науке можно получить только то, что
находится в гармонии с вечными истинами и откровениями Бога. Дасье,
цитируя это, добавляет, что "под этими вечными истинами Платон имел в
виду древнюю традицию, которую, как он полагал, первобытное человечество
должно было получить от Бога и передать грядущим поколениям". Было бы
невозможно сказать более ясно, не упоминая Каббалу: это определение
вместо имени; это нечто более точное, чем имя.
Платон говорил, что корень этого великого знания нельзя найти в книгах;
мы должны узреть в себе с помощью глубокой медитации, открывая священный
огонь в его собственном источнике… Вот почему я не пишу ничего,
содержащего такие откровения и даже никогда не говорю об этом. Кто бы ни
пытался популяризировать их, найдет свои попытки тщетными, потому что,
исключая очень малое число людей, одаренных от Бога пониманием, как
открыть эти небесные истины внутри самих себя, им воздается презрением,
ибо они относятся к другим с тщетной и необдуманной самоуверенностью,
как если бы были хранителями дива, которое — сами они не поняли.
Юному Дионисию он писал:
"Я должен удостоверить Архедему относящееся к тому, что гораздо более
драгоценно, более божественно и то, что ты всерьез хочешь знать, отсылая
специально его ко мне. Он дает мне понять, что по-твоему я не объяснил
тебе должным образом, как я понимаю природу Первопричины. Я могу
написать только загадками, так что если мое письмо будет перехвачено на
земле или воде, тот, кто сможет прочесть его, не должен понять ничего:
все вещи содержат своего царя, из которого они извлекают свое бытие, он
является источником всех хороших вещей — вторым для тех, которые
являются вторыми и третьим для тех, которые третьи".
Этот фрагмент является полным обобщением теологии сефирот. Царь есть
Энсоф — Высшее и Абсолютное Существо. Все исходит из его центра, который
находится повсюду, но это мы учитываем тремя специальными образами и в
трех различных сферах. В Божественном мире, который является миром
Первопричины, Царь есть первое и единственное. В мире науки, который
является миром второй причины, влияние Первопричины чувствуется, но он
понимается только как первая из упомянутых причин. Внутри него Царь
проявляется дуадой, которая является пассивным созидающим принципом.
Наконец, в третьем мире, мире форм, он показывается как совершенная
форма, воплощенное Слово, высшее добро и красота, творящее совершенство.
Царь есть, следовательно, в одно и то же время, и первое, и второе и
третье. Он есть все во всем, центр и причина всего. Не будем говорить о
гении Платона, признаем только его знание иницианта.
Считается, что наш великий апостол святой Иоанн заимствовал из философии
Платона вступление к своему Евангелию. Это Платон, напротив, черпал из
того же источника, что и святой Иоанн: но он не получил этого живого
духа. Философия того, кто толковал величайшие человеческие откровения,
могла возвысить человека Слова, но лишь Евангелие могло дать это Слово
миру.
Каббала, которой Платон учил греков, получила в более поздний период
наименование Теософия. [4]И в итоге она включила в себя целую магическую
доктрину. К этой тайной доктрине успешно притягивались все открытия
исследователей. Тенденция состояла в том, чтобы перейти от теории к
практике и найти реализацию слов в делах. Опасные опыты чародейства
показали науке, как она может обойтись без священничества; святилища
были преданы и люди, не имевшие полномочий, сумели заставить богов
говорить. По этой причине волшебство разделило участь Черной Магии,
преданной анафеме и подозревалось в повторении его преступлений, потому
что оно не могло оправдаться от причастности к его нечестивости.
"Блаженны те, кто не видели и верили", сказал Великий Учитель.
Опыты волшебства и некромантии всегда фатальны для тех, кто
присоединился к этой практике. Чтобы предстать на пороге другого мира,
они заклинают смерть, которая часто следует странным и ужасным образом.
Несомненно, что в присутствии определенных людей начинается волнение
воздуха, деревянные брусья расщепляются, двери двигаются и скрипят.
Появляются фантастические знаки, например, кровь, на чистом пергаменте
или полотне. Природа этих знаков всегда одинакова и они расцениваются
экспертами как дьявольские письмена. Знаки такого характера
ниспосылаются волшебниками из гипнотической истерии в конвульсиях или
экстазе: они верят, что эти знаки принадлежат духам, Сатане, или гению
заблуждений, которые представляются им ангелами света. В качестве
необходимого условия своего появления духи требуют определенного рода
контактов между полами, держания руки в руке, ноги у ноги, движения лица
в лицо и даже порочных объятий.
Энтузиасты одурманиваются интоксикациями: они думают, что они избраны
Богом, являются провозвестниками небес и что они дали обет послушания
иерархии в свете фанатизма. Подобные люди являются наследниками
индийского потомства Каина, жертвами гашиша и факиров. Они не извлекают
пользу из предупреждений и губят себя своими действиями и желаниями.
Чтобы возвратить в нормальное состояние таких волшебников, греческие
жрецы обращались к средствам гомеопатии; они устрашали пациентов,
усиливая саму болезнь, и с этой целью помещали их стать в пещере
Трофония. Готовились к этому связыванием, очищением и бодрствованием;
после этого пациенты помещались в пещеру и погружались в тьму. Они
подвергались газовой интоксикации, подобной той, которая имеется в
Собачьем Гроте близ Неаполя, и быстро приходили галлюцинации.
Начинающаяся асфиксия наводила устрашающие грезы, из которых жертва со
временем выходила дрожащей, бледной и со вздыбленными волосами. В таком
состоянии он или она усаживались на треножник, и пророческие прорицания
предвещали полное пробуждение. Такого рода эксперименты так били по
нервной системе, что их субъекты не могли упоминать их без дрожи и в
будущем не осмеливались заниматься вызыванием призраков. Многие из них
никогда более не улыбались и не веселились; общее впечатление было столь
меланхоличным, что появилась поговорка о людях, которые не могут стать
простыми и приветливыми: "Он спал в пещере Трофония".
Чтобы раскрыть тайны науки, мы должны были обратиться скорее к
религиозному символизму античности, чем к трудам ее философов.
Египетские жрецы были хорошо знакомы с законами движения и жизни. Они
могли урегулировать или способствовать действию соответствующей реакцией
и без труда предвидеть реализацию эффектов, причины которых ими
постулировались. Столпы Сета, Гермеса, Соломона, Геракла символизировали
в магических преданиях этот универсальный закон равновесия, наука
равновесия вела инициантов к науке всеобщего притяжения к центру жизни,
тепла и света. Так в священных египетских календарях, где, как известно,
каждый месяц был отдан покровительству трех деканов или гениев десяти
дней, первый деканат изображался в виде Льва, представленного
человеческой головой с семью лучами; тело имело хвост скорпиона, под
подбородком размещался знак созвездия Стрельца. Под головой находится
имя Иао, фигура именовалась как Кноубис; это египетское слово означает
золото или свет. Фалес и Пифагор познали в египетских святилищах, что
земля вращается вокруг солнца, но они не осмеливались предать огласке
этот факт, так как это повлекло бы обнаружение великой храмовой тайны,
двойственного закона притяжения и излучения, неподвижности и движения,
который является признаком творения и неисчерпаемой причиной жизни. Так
же и христианский автор Лактанций, который слышал это магическое
предание, не зная о его корнях, громко насмехался над волшебниками,
которые верят в движение земли и в антиподов, в результате чего
оказалось бы, что мы ходим вверх ногами, в то время как вверх направлены
наши головы. Более того, как он добавляет с логикой детей, в этом случае
мы должны были бы падать головой вниз через небеса под нами. Так
рассуждали философы, в то время как священники, не отвечая на их ошибки
даже улыбкой, продолжали писать, создавая иероглифические творения,
содержащие все догмы, все формы стихов и все секреты истины.
В своих аллегорических описаниях Аида греческие иерофанты утаили главные
секреты Магии. Мы находим в них четыре реки, как и в Земном Раю, плюс
пятую, которая семикратно обвивает другие. Там была река скорби и
молчания Коцит, была река забвения Лета, и еще была быстрая
непреодолимая река, которая уносила все, струясь в противоположном
направлении к еще одной реке, — реке огня. Последние две назывались
Ахеронт и Флегетон, одна из них содержала положительную, а другая —
отрицательную влагу и текли они одна в другую. Черные и ледяные воды
Ахерона дымились от тепла Флеготона, в то время как жидкое пламя
последнего покрывалось туманами первого. Лярвы и лемуры, теневые образы
тел, которые жили и от которых они пришли, поднимались из этих туманов
мириадами; но пили они или не пили из реки Скорби, все желали вод
забвения, которые принесли бы им юность и мир. Мудрец же не забывает,
что память — это их вечное возмездие; а также то, что они поистине
бессмертны лишь постольку, поскольку сознают свое бессмертие. Мучения
Тенара являются поистине божественным изображением пороков и их вечного
наказания. Алчность Тантала, амбиция Сизифа никогда не будут искуплены,
поскольку они никогда не могут быть удовлетворены. Тантал остается
жаждущим в воде, Сизиф катит камень к вершине горы, надеясь получить там
отдых, но тот постоянно падает вниз и влечет Сизифа в бездну. Иксион,
невоздержанный в распущенности, возмутил царицу небес, и его хлестали
бичами адские фурии.
Не возле могил, а в самой жизни мы должны искать тайны смерти. Спасение
или осуждение начинается здесь, и эта земля также имеет свои небеса и
ад. Добродетель всегда награждается, порок всегда наказывается;
благосостояние злых людей заставляет нас временами думать, что они
наслаждаются безнаказанностью, но есть горе, которое их покарает
неизбежным образом; они могут иметь золотой ключ, но откроют они им лишь
ворота могилы и ада.
Все настоящие иницианты знают цену мучениям и страданиям. Немецкий поэт
поведал нам, что скорбь есть собака того неизвестного пастыря, который
ведет человеческое стадо. Познай, как страдать и познай также, как
умирать — таковы упражнения, задаваемые вечностью, и таково бессмертное
послушничество. Таков бессмертный урок дантовой "Божественной Комедии" и
это подчеркивалось в аллегорической таблице Кебета, которая относится к
временам Платона. Такая оценка сохранялась в веках, и многие художники
средних веков воспроизводили эту картину. Это одновременно философский и
магический монумент, совершенный моральный синтез и более того, самая
смелая демонстрация Великого Аркана или Тайны, обнаружение которого
должно ниспровергнуть небеса и землю. Наши читатели безусловно ожидают
от нас дополнения к этим объяснениям, но тот, кто оберегает свою
загадку, знает, что она необъяснима по своей природе и является смертным
приговором тем, кто воспринимает его и даже тем, кто открывает этот
секрет.
Этот секрет является королевской привилегией возраста и венцом тех
посвященных, которые представлены нисходящими как победители с горы
ордалий в прекрасной аллегории Кебета. Великий Аркан сделал его мастером
золота и света, которые, в сущности, едины; он решил задачу квадратуры
круга; он открыл вечное движение и владеет Философским Камнем. Адепты
поймут меня. Нет ни вмешательства в процессы природы, ни пустого
пространства в его работе. Гармонии небес соответствуют гармониям земли,
и вечная жизнь наполняет их эволюции в соответствии с теми же законами,
которые управляют в повседневной жизни. Библия говорит, что Бог
расположил все вещи согласно весу, числу и мере и эта блестящая доктрина
была также у Платона. В «Федоне» он представляет Сократа рассуждающим о
предназначениях души в манере, полностью соответствующей
каббалистическим преданиям. Духи, очищенные испытанием, освобождаются от
законов тяжести и витают над атмосферой слез; другие пресмыкаются во
тьме и являются теми, кто обнаружил слабость или преступность. Все, кто
освобожден от невзгод материальной жизни, более не возвращаются, чтобы
обдумать свои преступления или ошибки: одного раза воистину достаточно.
Забота, с которой древние относились к погребению мертвых, вызывала
протест против некромантии, и нарушившие сон могилы всегда считались
нечестивцами. Вызов мертвых присуждал их ко второй смерти; серьезные
люди, исповедующие старые религии, боялись оставлять покойников без
погребения, понимая, что тело может быть осквернено стригами и
использовано для колдовства. После смерти души принадлежат Богу, а тела
— общей матери, которой является земля. Горе тем, кто осмеливается
вторгнуться в их убежища. Если священное убежище могилы было
потревожено, древние приносили жертвы маннам, и святая мысль лежала в
корнях этой практики. Тот, кто позволил бы себе привлечь посредством
колдовства души, плавающие в темноте, но стремящиеся к свету, тот
породил бы ущербных и посмертных детей, которых он должен был кормить
собственной кровью и собственной душой. Некроманты являются
производителями вампиров и, они не заслуживают жалости, если умирают,
сожранные мертвецами.
Глава IV. МАГИЯ ПУБЛИЧНОГО БОГОСЛУЖЕНИЯ
Формы являются продуктами идей и, в свою очередь, отражают и
воспроизводят идеи. Когда чувства сосредоточены на чем-либо, они
умножаются сообществом в союзе единомышленников так, что все заряжаются
общим энтузиазмом. Если отдельный индивидуум был введен в заблуждение
относительно справедливости и красоты, широкие слои народа при
определенных обстоятельствах могут продолжить это заблуждение в своих
умах, что бы при этом ни сублимировалось, и их энтузиазм также себя
сублимирует. Эти два великих закона Природы были известны древним Магам
и позволили увидеть возможность публичных богослужений, которые 6Ы
впечатляли во всем своем великолепии, будучи иерархическими и
символическими по характеру, подобно всей религии, блестящими как
истина, богатыми и разнообразными как Природа, сияющими как небеса,
благоухающими как земля. Подобные богослужения были установлены
впоследствии Моисеем, реализованы во всем блеске Соломоном и сегодня
преобразованы и централизованы в великой метрополии святого Петра в
Риме.
Человечество никогда не знало более одной религии и одного культа. Этот
универсальный свет имел свои изменчивые отражения и тени, но даже после
земной ночи заблуждения, мы видим, что он появляется, единственный и
чистый, подобно солнцу.
Великолепие культа — это жизнь религии и, если Иисус предпочел бедных
слуг, Его верховная божественность не искала бедных алтарей.
Протестантам не удалось понять, что ритуал устанавливает предписания, и
что убогое или незначительное божество не может владеть воображением
большинства. Англичане, расточающие так много средств на свои дома, и
которые также высоко ценят Библию, нашли бы свои церкви исключительно
холодными и пустыми, если бы они вспомнили беспримерную роскошь храма
Соломона. Но то, что иссушает их формы богослужения, есть сухость их
собственных сердец; и с культом, избегающим магии, величия и пафоса, как
могут наполниться их сердца жизнью? Взгляните на их молитвенные дома,
которые напоминают ратуши и взгляните на их честных священников, одетых
подобно учителям или клеркам, — кто может в их присутствии отнестись к
религии иначе, как к формализму?
Ортодоксальность есть абсолютная черта Трансцендентальной Магии. Когда в
мире рождается истина, звезда науки извещает об этом Магов, и они идут
поклониться явившемуся творцу будущего. Инициация достигается пониманием
иерархии и практикой послушания и тот, кто правильно инициирован,
никогда не станет сектантом. Ортодоксальные традиции были принесены из
Халдеи Авраамом; в сочетании с поклонением истинному Богу они царили в
Египте в эпоху Иосифа. Конфуций надеялся привить их в Китае, но в этой
великой империи суждено господствовать глупому мистицизму Индии в
идолопоклоннической форме культа Фо. Как Авраамом из Халдеи,
ортодоксальность была взята Моисеем из Египта ив тайных преданиях
Каббалы мы находим теологию полную, совершенную, уникальную, и сравнимую
в своем величии с нашей, как она явлена в свете ее интерпретации отцами
и учеными церкви — совершенное целое, включающее отсветы, которые миру
еще не дано понять. Книга Зогар, которая является головой и венцом
каббалистических священных книг, снимает покрывало со всех глубин и
освещает все темные места древних мифологий и наук, хранящихся в
святилищах древности. Очевидно, мы должны знать их секреты для того,
чтобы ими пользоваться. Невежественные сочтут, что Зогар лежит за
пределами понимания и даже не прочитывается. Будем надеяться, что те,
кто старательно изучает наши труды по Магии, откроют ее для себя, придут
в свой черед к раскодированию ее и, таким образом, смогут прочесть
книгу, которая им объяснит множество тайн.
Так как инициация неизбежно следует из тех иерархических принципов,
которые являются базисом реализации в Магии, профаны, после тщетных
попыток открыть двери святилища силой, влекутся к тому, чтобы поставить
алтарь против алтаря и противопоставить невежественные разоблачения
раскола сдержанности ортодоксии. Страшные истории рассказывают о Магах;
колдуны и вампиры перекладывают на них ответственность за свои
собственные преступления, изображая, как те лакомятся детьми и пьют
человеческую кровь. Такие атаки самонадеянного невежества против
предусмотрительной осторожности науки неизменно оказываются достаточно
успешными для того, чтобы увековечить их использование. Чем чудовищнее
клевета, тем большее впечатление она производит на дураков.
Те, кто порочат магов, обрекают себя на патологию, в которой их обвиняют
и предаются всем эксцессам бесстыдного колдовства. Везде
распространялись слухи о призраках и богах нисходивших в зримой форме,
для разрешения оргий. Маниакальные круги, именуемые иллюминатами,
возвращаются к вакханкам, которые замучили Орфея. Со времен этих
фанатических и тайных кругов, где кровосмешение и убийство сочетались с
экстазами и молениями, влияние роскошного и мистического пантеизма
постоянно возрастало. Но фатальное предназначение этой разрушительной
догмы отмечено на одной из лучших страниц греческой мифологии. Пираты из
Тира увидели Вакха спящим и перенесли его на свой корабль, думая что бог
веселья станет их рабом; но внезапно в открытом море корабль
преобразился: мачты стали виноградными лозами, оснастка судна
заветвилась; повсюду появились сатиры, танцующие с. рысями и пантерами;
командой овладело безумие, люди почувствовали себя обращенными в коз и
попрыгали в море. Вакх после этого пристал к берегам Беотии и отправился
в Фивы, город инициации, где узнал, что Пенфей захватил высшую власть.
Последний в свою очередь попытался пленить бога, но темница отворилась
сама собой, и узник триумфально вышел из неё. Пенфей впал в безумие, и
дочери Кадма, превратившиеся в вакханок, разорвали его на куски,
полагая, что они приносят в жертву молодого быка.
Пантеизм никогда не создавал синтеза, но мог быть разрушен науками,
которые олицетворяли дочери Кадма. После Орфея, Кадма, Эдипа и Амфиарая
крупнейшими мифическими символами магического жречества Греции были
Тиресий и Калхант, но первый из них был тайным или неверующим иерофантом.
Встретив однажды двух переплетенных змей, он подумал, что они дерутся, и
разделил их ударом своего жезла. Он не понимал символа Кадуцея и потому
намеревался разъять силы природы, отделить науку от веры, разум от
любви, мужчину от женщины. Он ранил их во время разделения и потому
потерял равновесие. Он становится попеременно мужчиной и женщиной, но не
до конца, потому что вступление в брак ему было запрещено. Таинства
универсального равновесия и созидающего закона здесь полностью себя
проявляют. Рождение — это работа человеческого андрогина; при его
разделении, мужчина и женщина остаются бесплодными, как религия без
науки или, иначе говоря, как слабость без силы и сила, отделенная от
слабости, справедливость в отсутствии милосердия и милосердие,
отделенное от справедливости. Гармония возникнет из сопоставления вещей
в их противостоянии, их можно различить для последующего объединения, но
не разделять так, чтобы мы могли сделать выбор между ними. Говорят, что
человек непрестанно колеблется между черным и белым в своих мнениях,
даже вводит в заблуждение самого себя. Такова необходимость, что видимые
и реальные формы являются черными и белыми; это проявляет себя как союз
света и тени, которых не смущает, что они всегда вместе. Таким образом,
все противоположности в природе сочетаются браком и тот, кто хотел бы
разделить их, рискует быть наказанным как Тиресий. Другие говорят, что
он был поражен слепотой, потому что увидел Афину обнаженной — то есть,
так сказать, профанировал таинства. Это другая аллегория, но она
символизирует то же самое.
Имея, несомненно, в виду эту профанацию, Гомер изобразил тень Тиресия
странствующей в Киммерийском мраке и пребывающей среди других несчастных
теней и лярв, чтобы утолить свою жажду кровью, когда Одиссей наставлял
духов, используя церемониал, который был магическим и страшным по
сравнению с другой манерой наших медиумов или безвредными торопливыми
посланиями современных некромантов.
Гомер почти не упоминает о жречестве, потому что прорицатель Калхант не
является ни верховным понтификом, ни великим иерофантом. Он выглядит
состоящим на службе у царей, оглядывающимся на их возможную ярость и он
не осмеливается говорить правду Агамемнону, пока не умолит о
покровительстве Ахилла. Так он внес разлад между этими вождями и принес
несчастье войску. Все рассказы Гомера содержат важные и глубокие уроки;
в данном случае он пытался внушить грекам необходимость служения богам,
чтобы быть независимым от преходящих влияний. Каста жрецов должна была
быть ответственной лишь перед верховным понтификом и. верховный жрец
недееспособен, если чьей-то короне будет не хватать его тиары. Так он
может быть равным земным владыкам, он должен быть сам временным царем
благодаря своей божественной миссии. Гомер мудро говорит нам, что
слабость жречества есть нечто такое, что нарушает равновесие,
государств.
Другой прорицатель, Феоклимен, который появляется в «Одиссее», играет
роль почти паразита, не очень дружелюбно оказывающего гостеприимство
женихам Пенелопы, давая бесполезные предупреждения, и благоразумно
удаляющегося перед волнениями, которые он предвидел.
Существует пропасть между этими предсказателями хорошей и плохой судьбы
и символами, таящимися в своих святилищах невидимыми, к которым
приближались в страхе и дрожи. Наследницы Цирцеи уступали ищущим; силу
или тонкость надо было использовать, чтобы войти в их убежища, где они
должны были ухватиться за волос, угрожать мечом и следовать к фатальному
треножнику. Тогда, краснея и бледнея попеременно, содрогаясь, со
вздыбленными волосами, они бормотали несвязные слова, выбегали в
бешенстве, писали на листьях деревьев отдельные высказывания,
составляющие, собранные вместе, пророческие стихи, и пускали эти листья
по ветру. Затем они запирались в своих убежищах и игнорировали всякие
дальнейшие обращения. Прорицание, произведенное подобным образом, имело
только значений, сколько возможных комбинаций содержали такие записи.
Если листья содержали иероглифические знаки вместо слов, то
интерпретаций их было еще больше, поскольку предсказания так же
определялись их комбинациями; этот метод впоследствии использовался в
гаданиях геомантов с помощью чисел и геометрических фигур. Этому следуют
также адепты картомантии, которые используют великий магический алфавит
Таро, по большей части не будучи знакомыми с его значениями. В таких
операциях случайность лишь выбирает знаки, на которых интерпретатор
основывает свое вдохновение или отсутствие исключительной интуиции и
второго зрения, фразы указываются комбинациями священных букв или
откровениями комбинируемых фигур пророчества в соответствии со случаем.
Недостаточно комбинировать буквы, каждый должен знать, как читать.
Картомантия в собственном ее понимании есть консультация с духами с
помощью букв, без некромантии или жертвоприношений: но она предполагает
хорошего медиума; это, однако, опасно и мы никому не рекомендуем этим
заниматься. Не достаточно ли памяти о наших прошлых неудачах, чтобы
наполнять горечью страдания сегодняшний день и должны ли мы перегружать
их всеми тревогами будущего, принимая участие в продвижении катастроф,
которых можно избежать?
Глава V. ТАИНСТВА ДЕВСТВЕННОСТИ
Римская империя, была преображенной Грецией. Италия была Великой
Грецией, и когда эллинизм формировал свои догмы и таинства, воспитание
детей волчицы стало его очередной задачей: на сцене появился Рим.
Отличительной чертой инициации, сообщенной римлянам Нумой, было
характерное значение, приписываемое женщине, пришедшее из Египта,
который почитал Верховное Божество под именем Исиды. Греческим богом
инициации был Иакх, завоеватель Индии, блестящее андрогинное существо,
носящее рога Амона; Пенфей, держащий священный кубок и разливающий
повсюду вино всеобщей жизни, Иакх, сын грома, покоритель тигров и львов.
Когда вакханты забыли Орфея, мистерии Вакха были профанированы, и под
римским именем Бахуса он почитался лишь как бог опьянения. Нума получил
свое вдохновение от Эгерии, богини тайны и уединения.
Его посвящение было вознаграждено; Эгерия открыла ему, какие почести
следовало воздавать матери богов. После этого посвящения он воздвиг
круглый храм с куполом, внутри которого горел огонь, который никогда не
разрешалось выносить наружу. Огонь поддерживался четырьмя
девственницами, называемых весталками, и пока люди верили в их
непорочность, они пользовались исключительным почетом, но с другой
стороны, их падение наказывалось с исключительной строгостью. Честь
девушки есть также честь матери и святость каждой семьи зависела от
сознания девственной чистоты как возможной и святой вещи. Здесь уже
женщина освобождается от старых уз; она теперь не восточная рабыня, а
домашнее божество, охранительница сердца и чести отца и супруга. Рим,
таким образом, стал святилищем морали, а также царем народов и столицей
мира.
Магические предания всех времен приписывают сверхъестественные и
божественные качества состоянию девственности. Пророческие откровения
превозносят его, в то время как ненависть к невинности и девственности
побуждала Черную Магию приносить в жертву детей, чья кровь, тем не
менее, рассматривалась как священная и искупительная ценность.
Противостоять обольщению рождения означает преуспеть в покорении смерти,
и высшее целомудрие было самым славным венцом для иерофантов. Обрести
жизнь в человеческих объятиях означает найти корни в могиле.
Девственность есть цветок так тесно связанный с землей, — что когда
ласки солнца вытягивают его вверх, он отделяется без сопротивления и
улетает как птица.
Священный огонь весталок был символом веры и чистой любви. Если по
преступной небрежности весталок огонь угасал, его можно было возродить
лишь солнечными лучами или молнией. Он возобновлялся и освещался в
начале каждого года, этот обычай повторяется нами в канун Пасхи.
Христианство сурово отрицало приятие всего, что было прекрасным в
предшествующих формах культа; оно является последним видоизменением
универсальной ортодоксии и как таковое оно сохраняет все, относящееся к
ней, в то же время отбрасывая устрашающую практику и бесполезные
суеверия.
Более того, священный огонь представлял любовь страны и религию сердца.
Согласно этой религии и во имя неприкосновенности брачного святилища
принесла себя в жертву Лукреция. Лукреция олицетворяет все величие
древнего Рима; она, несомненно, могла бы избежать самоубийства,
предоставив память о себе клевете, но хорошая репутация есть
благородство, которое обязывает. В вопросах чести скандал более
предосудителен, чем неосторожность. Лукреция возвысила свое достоинство
благородной женщины к высотам священничества, выстрадав нападение так,
что она могла искупить и отомстить за это. В память об этой
блистательной римской жене, высшая инициация в культ отечества и сердца
была доверена женщинам, мужчины исключались. Таким образом им было дано
познать, что верная любовь есть то, что вдохновляет на самые героические
жертвы. Они познали, что действительная красота человека — это героизм и
величие. Покинуть любя того, кому были отданы цветы юности, — это
величайшее горе, которое может разбить сердце благородной женщины, но
оглашать это повсюду означает осквернить прежнюю невинность, отречься от
честности сердца и чистоты сердца, это последний и самый непоправимый
позор.
Такова была религия Рима; магии такого морального кодекса он обязан всем
своим величием и когда брак перестал быть священным, наступил его
упадок. В дни Ювенала мистерии Доброй Богини были мистериями такой
нечистоты, о которой едва ли можно говорить. Женщины, предающиеся таким
оргиям, предают себя. Полагаем, что обвинение справедливо, потому что
все кажется возможным после правления Нерона и Домициана, мы можем
только заключить, что чистое царствование матери богов было позади и оно
уступало место популярному, универсальному и более чистому культу Марии,
Матери Божьей.
Посвященный в магические законы и знающий магнетическое влияние
общественной жизни, Нума учредил коллегий священников и авгуров. Это
была первая идея конвенциальных учреждений, которые являются одной из
величайших сил религии. Задолго до этого еврейские пророки были связаны
симпатическими связями, молясь и вдохновляясь совместно. Кажется, что
Нума был знаком с традициями Иудеи; его фламины и салии приводили себя в
состояние экзальтации движениями и танцами, напоминая действия Давида
перед Ковчегом. Нума не установил новых оракулов, предназначенных для
конкуренции с дельфийским, но он специально наставлял своих священников
в искусстве авгуэов; это означает, что он знакомил их с теорией
представления и второго зрения, определяемых тайными законами Природы.
Мы презираем сегодня искусство заговаривания и знамения, потому что мы
утратили глубокую науку света и универсальные аналогии его отражений. В
своей очаровательной сказке о Задиге, Вольтер описывает в светской и
шутливой манере чисто естественную науку прорицания, но она не
становится от этого менее чудесной, предполагая, что это дает
исключительное удовольствие наблюдения и такую мощность заключений,
которая избежит ограниченной логики черни. Говорят, что Парменид,
учитель Пифагора, попробовав на вкус весеннюю воду, предсказал
предстоящее землетрясение. Это обстоятельство не является
экстраординарным, потому что наличие битуминозных и серных примесей в
воде могло помочь философу установить подземную активность в этом
районе. Вода иногда может быть необычно бурной. Полет птиц может
предсказать суровую зиму и некоторые атмосферные явления можно
предсказать, наблюдая за органами пищеварения и дыхания животных. Кроме
того, физические возмущения воздуха редко не имеют причин морального
характера. Революции проявляют себя как феномены сильных штормов;
глубокое дыхание народов колеблет сами небеса. Удача приходит
соответственно с электрическими токами, и цвета живого света отражают
движения молнии. "В воздухе что-то есть" — говорит толпа с ее особенным
пророческим инстинктом. Заговариватели и авгуры знали, как читать знаки,
которые свет начертал повсюду и как интерпретировать символы астральных
движений и обращений. Они знали, почему птицы летают в одиночку или
стаями, под влиянием чего они двигаются к югу или северу, востоку или
западу, что мы сегодня как раз не можем объяснить, хотя и издеваемся над
авгурами. Очень легко издеваться и очень трудно учиться должным образом.
Из-за такой предубежденной недооценки и отрицания непонятного, люди
способные, как Фонтенель, и ученые, как Кирхер, написали столь
несдержанные вещи о древних оракулах. Все есть хитрость и фокусы для
строгих умов этого склада. Они предполагали наличие статуй-автоматов,
скрытые переговорные трубы и искусственное эхо в подземельях каждого
храма. К чему эта вечная клевета на святилища? Неужели у священников не
было ничего кроме мошенничества? Разве невозможно найти людей чести и
веры среди иерофантов Цереры или Аполлона? Или они были обмануты подобно
последнему? И тогда как случилось, что обманщики продолжали их дело
столетиями, не выдавая себя? Недавние эксперименты показали, что мысли
могут быть перенесены, записаны и напечатаны лишенным помощи Астральным
Светом. Таинственные Духи еще пишут на наших стенах как на пиру
Валтасара; не будем забывать мудрого наблюдения ученого, который
несомненно не может быть обвинен ни в фанатизме, ни в легковерии: "Вне
чистой математики" — сказал Араго, — "тому, кто произносит слово
«невозможно», недостает осторожности".
Религиозный календарь Нумы основывался на календаре Магов; это
последовательность праздников и мистерий, напоминающая во всех
отношениях секретное учение посвященных и совершенным образом
приспособившая публичные отправления культа к универсальным законам
природы. Его расположение месяцев и дней было сохранено консервативным
влиянием христианского перерождения. Так же, как римляне при Нуме, мы
чтим умеренностью дни, посвященные памяти рождения и смерти, но для нас
день Венеры освящен искуплением Голгофы. Мрачный день Сатурна, в течение
которого наш инкарнированный Бог спал в могиле, но затем воскрес, и
жизнь, которую он обещал, притупят косу Хроноса. Месяц, который римляне
посвящали Майе, нимфе юности и цветов, юной матери, которая улыбается
первым плодам года, теперь посвящается нами Марии, мистической розе,
лилии чистоты, небесной матери Спасителя. Таким образом, наши
религиозные представления стары как мир, наши праздники подобны
праздникам предков, потому что Искуситель христианского мира пришел не
для того, чтобы подавить символические и священные красоты старой
инициации. Он пришел, как сказал Он Сам, чтобы в соответствии с
метафорическим законом Израиля, осуществить и исполнить все.
Глава VI. ПЕРЕЖИТКИ
Пережитки — это религиозные формы, пережившие утрату идей. Некая истина,
ставшая неизвестной, или истина, изменившая свои аспекты, является
началом и объяснением всего. Французское слово superstition происходит
от латинского superstes (свидетель, оставшийся в живых) и означает то,
что пережило; таковы мертвые остатки знаний или взглядов.
Управляемые скорее инстинктом, чем мыслью, большинство людей остаются
верными идеям через созерцание форм и они с трудов меняют свои привычки.
Попытка разрушить пережитки кажется им всегда атакой на саму религию и
потому св. Григорий, один из отцов христианской церкви, не пытался
подавлять старую практику. — Он рекомендовал своим миссионерам очищать,
а не разрушать их, говоря: "Пока люди будут держаться своих старых мест
поклонения, они будут поклоняться им в силу привычки и поэтому их будет
легче привести к почитанию истинного Бога". Он сказал также: "Бретонцы
установили дни праздников и жертвоприношений; оставьте им радость их
праздников, чтобы из язычества вытащить их мягко и последовательно под
сень Христа".
Таким образом, речь идет о том, что старые религиозные понятия следует
изменить священными таинствами с соответствующим изменением
наименований. Был, например, ежегодный пир Харистия, к которому
вызывались духи прародителей, совершая этим акт веры в универсальную и
бессмертную жизнь. Евхаристия (причащение) или божественная Харистия
заменила этот древний обычай, и мы сообщаемся, обмениваясь пасхальными
куличами, со всеми нашими друзьями на небесах и на земле. Поддерживая
старые пережитки таким переосмыслением, христианство вдохнуло душу и
жизнь в дошедшие до нас знаки универсальных верований.
Наука Природы находится в таком тесном родстве с религией, что это дает
нам возможность осознать, как секреты Божественного открываются людям и
что наука магии еще живет нераздельно в иероглифических знаках и в живых
традициях или пережитках, которые она оставила внешне не тронутыми.
Например, наблюдение чисел и дней есть слепая реминисценция первобытной
магической догмы. Если день посвящался Венере, то пятница всегда
считалась несчастливой, потому что она символизировала таинства рождения
и смерти. Никаких предприятий на пятницу евреи не возлагали, но они
завершали в этот день всю недельную работу, имея в виду, что она
предшествует субботе, дню обязательного отдыха. Число 13 следует за
совершенным циклом из 12-ти чисел и представляет таким образом смерть,
следующую за делами жизни; в еврейском символизме статья, относящаяся к
смерти носит номер тринадцать. Разделение семьи Иосифа надвое принесло
тринадцать гостей первому Агнцу Израиля в Обетованной Стране, означающих
тринадцать племен, которые должны были разделить плоды Ханаана. Один из
них был истреблен, будучи Вениамином, младшим сыном Иакова. Отсюда пошло
предание, что когда за столом находится тринадцать человек, то младший
из них должен вскоре умереть.
Маги воздерживались от мяса определенных животных и не касались крови.
Моисей возвел эту практику в правило на том основании, что
противозаконно съедать душу животных, которая содержится в крови. Она
остается там после убоя, подобно фосфору сгущенного и испорченного
Астрального Света, который может быть зародышем многих болезней. Кровь
удавленных животных усваивается с трудом и предрасполагает к апоплексии
и кошмарам. Мясо плотоядного животного также нельзя употреблять, из-за
того, что оно возбуждает дикие инстинкты и всегда связано со
вседозволенностью и смертью.
"Когда душа животного отделяется насильственно от тела", — говорит
Порфирий, — "она не удаляется, но также, как у человеческих существ,
которые умирают подобным путем, она остается по соседству с телом, она
удерживается симпатией и не может быть уведена". Такие тела их видят
свои души жалующимися. То же самое происходит с людьми, тела которых не
погребены. Это к тому, что действия волшебников составляют преступления,
когда они добиваются их повиновения, являясь хозяевами мертвого тела в
целом или его части. Теософы, которые знакомы с этими мистериями, с
симпатией душ животных к телам, от которых они отделены, и с тем
удовольствием, с которым они приближаются к ним, строго запрещают
использование определенных сортов мяса, чтобы мы не могли быть заражены
чуждыми душами.
Порфирий добавляет, что даром пророчества можно овладеть, питаясь мясом
ворон, кротов и ястребов; здесь мнение этого александрийского волшебника
совпадает с опытом "Малого Альберта", но, подверженный пережиткам, он
все же шел неправильным путем, удаляясь от науки.
Чтобы показать, секретные свойства животных, древние говорили, что в
эпоху войны титанов боги принимали различные образы для того чтобы не
быть обнаруженными, и что это доставляло им удовольствие. Так, Диана
превращалась в волчицу, солнце — в быка, льва, дракона и ястреба; Геката
— в лошадь, львицу и суку.
Имя Феребата было, согласно различным теософам, присвоено Прозерпине,
потому что она жила под голубятней и эти птицы были обычными жертвами,
которые жрицы Майи приносили этой богине, дочери прекрасной Цереры и
кормилице рода человеческого.
Посвященные Элевсина воздерживались от домашних птиц, рыбы, бобов,
персиков и яблок, а также от сношений с женщинами во время их
беременности. Порфирий, от которого исходит эта информация, добавляет:
"Тот, кто изучал науку видения, знает, что следует воздерживаться от
всякого рода птиц, чтобы быть свободным от связи с вещами земными и
найти место среди небесных богов". Но причины он не указывает.
Согласно Эврипиду, посвященные в тайный культ Зевса на Крите не
прикасались к мясу; в хоре, адресованном царю Миносу, жрецы говорили
следующее:
"Сын финикийской женщины из Тира, потомок Европы и великого Зевса, царь
острова Крит, знаменитого сотнями городов, мы идем, к тебе, покидая
храмы, построенные из дуба и кипариса, срезанного ножами, вожди чистой
жизни, смотри, мы идем. Так как я был назначен в жрецы Зевса, я не
участвую в ночных Вакханалиях, не ем полупрожаренного мяса, но я подношу
свечки матери богов. Я жрец среди Куретов, одетый в белое; я держусь
далеко от колыбелей людей; я избегаю также их могил; и я не ем ничего,
что было бы оживлено дыханием жизни".
Мясо рыбы является фосфоресцентом и, следовательно, посвящается
Афродите. Бобы раздражают и вызывают затмение ума. Для каждой формы
воздержания, включая самые невероятные, может быть найдена глубокая
причина, помимо всяких пережитков. Существует определенная комбинация
видов пищи, которая противоречит гармонии природы. "Не вари козленка в
молоке матери его" — сказал Моисей — предписание, которое относится и к
аллегории и к мудрости основ гигиены.
Греки, подобно римлянам, но в меньшей степени, верили в
предзнаменования. Было добрым знаком, когда змеи отведывали священные
подношения; было к счастью или наоборот, если гром гремел справа или
слева. Имелись предзнаменования в способе чихания и в других
естественных слабостях, о которых говорить не будем. В "Гимне Гермесу"
Гомер рассказывает, что когда бог воровства был еще в колыбели, он украл
быков Аполлона, который схватил младенца и тряс его, чтобы заставить
признаться в воровстве:
Тут пораскинул умом могучий Аргоубивец
и, так схватил его Феб, так сразу знаменье подал —
чревный ветр испустил зловонья бесстыжим посланцем
да вдобавок чихнул. Услышав сие и учуяв,
тотчас швырнул Апполон Гермеса преславного наземь,
рядом присел и, хоть поспешал безотложно в дорогу,
бранных слов не сдержал и молвил Гермесу глумливо:
"Ну-ка взбодрись, сосунок, Зевеса и Майяды отпрыск!
Во благовременьи я обрету и по этим приметам
тучных моих говяд — и ты же мне будешь вожатый!"
Для римлян все было предзнаменованием — камень, о который ударилась
нога, крик совы, лай собаки, разбитый кувшин, старуха, которая первая
посмотрела на вас. Все эти необоснованные ужасы исходили из той великой
магической науки волшебства, которая не пренебрегает различного рода
знаками, и от явления, на которое большинство не обращает внимания,
поднимается ввысь через последовательность связанных причин. Эта наука
знает, например, что некоторые атмосферные явления, которые заставляют
собаку лаять, фатальны для некоторых больных, что появление и кружение
ворон означает наличие непогребенного мертвого тела, что всегда является
дурной приметой; места убийства и наказаний наполнены вороньими стаями.
Полет одних птиц предвещает тяжелые зимы, в то время как другие, крича
над морем, подают сигналы о приближающихся штормах. О тех, для кого
наука различает неведение мелочей и обобщений: первые видят добрые
предсказания везде, вторые боятся всего.
Римляне были великими толкователями снов; искусство их интерпретации
принадлежит к науке живого света, к пониманию его направления и
отражения. Люди, сведущие в трансцендентальной математике, хорошо знают,
что не может быть изображения при отсутствии света, будь он прямым, или
преломленным; точным вычислением они прибывают к источнику света и могут
оценить его универсальную или относительную силу. Они берут в расчет
также здоровье или болезненное состояние зрительного механизма, внешнего
или внутреннего, и определяют, кроме того, деформацию или прямоту
изображений. Для таких людей сны являются совершенным откровением,
поскольку это подобие бессмертия в течение той ночной смерти, которую мы
называем сном. Мы скачем над деревьями, танцуем на воде, вздыхаем над
тюрьмами, и они падают; или, наоборот, мы тяжелы, печальны, преследуемы,
пленены — согласно состоянию нашего здоровья и часто даже нашей совести.
Все это полезно наблюдать, но что можно вынести оттуда нам, кто ничего
не знает и не хочет учиться?
Всемогущее действие гармонии на возбуждение души и сообщение ей власти
над чувствами было хорошо известно древним мудрецам; но то, что они
использовали, чтобы успокаивать, искажалось чародеями, чтобы возбуждать
и опьянять. Колдуны Фессалии и Рима верили, что луну можно убрать с неба
варварскими стихами, которые они декламировали, и что от этого она
меркнет и опускается к земле. Монотонность их декламаций, движение их
магических жезлов, их кружение магнетизировали, возбуждали и приводили
их в бешенство, в экстаз, доводили до каталепсии. В таком виде
бодрствующего состояния они впадали в сон, видели могилы открытыми,
воздух — наполненным тучами демонов, луну — падающей с небес.
Астральный Свет есть живая душа земли, материальная и фатальная,
контролируемая в своих движениях и произведениях вечными законами
равновесия. Этот свет, окружающий и пронизывающий все тела, может также
приостанавливать свое действие и заставлять их вращаться вокруг некоего
сильно поглощающего центра. Эти феномены не были достаточно проверены,
хотя они воспроизводятся и в наши дни, доказывая истинность этой теории.
Тому же естественному закону следует приписать магические вращения, в
центре которых волшебники помещают самих себя. Этим объясняется
зачаровывание птиц определенными видами пресмыкающихся и некоторые
другие явления. Медиумы — это главным образом болезненные создания, в
которых пустота открыта и которые так же притягивают свет, как бездны
влекут воду водоворотов. Тяжелейшие тела при этом могут быть подняты как
солома и унесены течением, такие отрицательные и неуравновешенные
натуры, чьи бесформенные флюидические тела могут проявлять свою силу
притяжения, обрисовывая таким способом дополнительные и фантастические
фигуры в воздухе. Когда знаменитый медиум Хоум создавал руки без тел,
его собственные руки были мертвы и холодны. Можно сказать, что медиумы —
это феноменальные существа, в которых смерть видимым образом борется с
жизнью. Как можно заключить в случае чародеев, предсказателей судьбы,
они имеют дьявольский глаз и сосуд чар. Сознательно или бессознательно
они являются вампирами, вытягивающими необходимую им жизнь, и нарушают
равновесие света. Когда это делается сознательно, они преступники,
которые должны быть наказаны, и в других отношениях они являются
исключительно опасными субъектами, от которых деликатные и нервные люди
должны быть аккуратно изолированы.
Порфирий рассказывает следующую историю о Плотине: "Среди придворных
философов был некий Олимпий Александрийский, недавний ученик Аммония,
желавший быть первым и потому не любивший Плотина; в своих нападках он
даже уверял, что Плотин занимается магией и сводит звезды с неба. Он
замыслил покушение на Плотина, но покушение это обратилось против него
же; почувствовав это, он признался друзьям, что в душе Плотина великая
сила: кто на него злоумышляет, на тех он умеет обращать собственные их
злоумышления. А Плотин, давая свой обзор Олимпию, только и сказал, что
тело у него волочилось, как пустой мешок, так что ни рук, ни ног не
разнять и не поднять. Испытав не раз такие неприятности, когда ему
самому приходилось хуже, чем Плотину, Олимпий наконец отступился от
него". [5]
Равновесие — это великий закон жизненного света; пролитое с силой и
отраженное натурой более уравновешенной, чем мы сами, возвращается к нам
с равноценным возбуждением. Поэтому горе тем, кто хотел бы использовать
естественные силы на службе несправедливости, потому что Природа
справедлива и ее реакции ужасны.
Глава VII. МАГИЧЕСКИЕ МОНУМЕНТЫ
Мы говорили, что древний Египет был сам по себе пантаклем и мог
считаться содержащим весь древний мир в целом. В соответствии с тем как
великие иерофанты старались утолить свою абсолютную науку, они пытались
все более и более распространить и умножить свои символы. Треугольные
пирамиды с квадратными основаниями символизировали метафизические,
основанные на науке Природы. Символический ключ этой науки олицетворяли
гигантские фигуры того чудесного сфинкса, который в своем многовековом
бодрствовании у подножий пирамид глубоко вдавился в песчаное ложе. Семь
великих монументов, называемых чудесами света, были сублимироваными
комментариями на пирамиды и на семь таинственных ворот Фив. На Родосе
был Пантакль Солнца, в котором бог света и истины символизировался
человеческой фигурой, покрытой золотом; в правой руке он держал факел
разума, а в левой — копье деятельности. Его ноги покоились на молах,
представляющих вечное равновесие сил Природы, необходимости и свободы,
активности и пассивности, постоянного и изменчивого, — одним словом,
Геркулесовы столпы. В Эфесе находился Пантакль Луны, который являлся
храмом Артемиды и был также подобием вселённой. Он представлял собой
дом, увенчанный крестом, с квадратной галереей и круговой оградой,
напоминающей щит Ахилла. Могила Мавсола также была Пантаклем; она была
оформлена в виде лингама, имеющего квадратный цоколь и круговую ограду.
В середине квадратной площади возвышалась усеченная пирамида, на которой
находилась колесница с четверкой лошадей, запряженных крестообразно.
Пирамиды были Пантаклем Гермеса или Меркурия. Олимпийский Зевс был
Пантаклем этого бога. Стены Вавилона и цитадель Семирамиды были
Пантаклем Марса. Наконец, Храм Соломона — этот универсальный и
абсолютный пантакпь, способный заменить остальные — был для нееврейского
мира страшным Пантаклем Сатурна.
Семь чудес света
Философскую семерку инициации, согласно воззрениям древних, можно
обобщить как три абсолютных принципа, сводимых к одному принципу, и
четырем элементарным формам, которые суть только одна форма, в целом
устанавливающая единство, составляемое формой и идеей. Эти три принципа
таковы:
(1) Бытие есть бытие; в философии это означает идентичность идеи и того,
что есть, или истины; в религии — это первый принцип. Отец.
(2) Бытие реально; это означает в философии идентичность знания и того,
что есть, или реальность; в религии — это Логос Платона. Демиург, Слово.
(3) Бытие логично; в философии это означает идентичность разума и
реальности; в религии это — Провидение как Божественное Действие,
которым реализуется добро, взаимная любовь истины и Бога, называемая в
христианстве Святым Духом.
Четыре элементарных формы являются выражением двух фундаментальных
законов: сопротивления и движения; неподвижное состояние или та инерция,
которая сопротивляется, и активная жизнь, или изменчивость; в других и
более общих терминах, материя и дух — бытие материи есть то, которое
формулируется пассивным подтверждением, бытие духа есть принцип
абсолютной необходимости в том, что является истиной. Негативное
действие материального ничто на дух было объявлено дурным принципом,
позитивное действие духа на то же самое ничто было названо хорошим
принципом. Этим концепциям соответствуют, с одной стороны человечность
и, с другой стороны, рациональная и спасительная жизнь, искупающая тех,
кто избегает греха.
Такова была доктрина секретной инициации, таков живительный синтез,
который дух христианства пришел оживить, просвещенный его великолепием,
божественно усыновленный его догмой и реализованный его таинствами. Под
покрывалом, которое намеревалось сохранить его, этот синтез исчез. Ему
судилось быть восстановленным человеком во всей его первобытной красоте
и всей его материальной плодовитости.
НАВЕРХ СТРАНИЦЫ |
